Кевин Дюрант: почему суперзвезде НБА пришлось все разрушить, чтобы найти себя

Журнал Rolling Stone поговорил с Кевином Дюрантом и понял, почему переход Дюрант в «Голден Стейт» был правильным решением.

Кевин Дюрант идет по стеклянному залу Нолан Райан Билдинг в Портленде. Он направляется в священное место для баскетболистов — в студию, где молодые дизайнеры, сидя в наушниках, создают будущее баскетбольной обуви, порой в таких стилях и расцветках, которые никогда не увидят свет.  

На экранах мониторов можно увидеть наброски кроссовок, которых нельзя будет купить еще несколько месяцев. В каждом офисе на полках стоят гипсовые модели ступней людей, вдохновившие на определенные образцы. А в отдельных боксах стоят образцы прошлых моделей — бронзовые Lebron Soldiers образца 2012 года, фиолетовые «Джорданы» ранних девяностых, которые так и не были выпущены в продажу. Если ты идешь по этим коридорам, то все, что остается — это сдерживать себя, чтобы не набрать целый рюкзак этих кроссовок и не вылететь отсюда как бешеная пчела. Конечно, прежде этого тебя остановит охрана — но какой суд присяжных посмел бы тебя обвинить? 

Создатели этих моделей — бородатые мужчины-гики — отрывают взгляд от своих мониторов и поднимают голову. Над их столом поднимается длинная тень. «Вот эти — вообще огонь» — говорит Дюрант, ощупывая новые «Леброны», которые появятся в продаже только в следующем году. «У вас есть такие 17-го размера?» 

У дизайнеров перехватывает дыхание. Они не понимают, как на это реагировать. В мире баскетбольных кроссовок такой вопрос нарушает все общепринятые законы. Там, за пределами этого большого кампуса, ты либо за Леброна, либо за Дюранта, а ставки невероятно высоки. Стоящие за ними линии одежды зарабатывают по полмиллиарда долларов в год, а вопрос о том, кто продает больше или у кого больше доля рынка — для них вопрос принципиальный.  

Вопрос повис в воздухе. Что мы должны сейчас сделать? Засмеяться? Или прикинуться мертвыми и провалиться сквозь землю? 

Дюрант чуть заметно улыбнулся. «Шучу. Мне нравятся ваши кроссовки, но я ношу только лоу-топы.» 

Он прилетел в Портленд по делу:  впереди предстоят два долгих дня с продакт-менеджерами, где они будут просматривать огромную коллекцию спортивной одежды. (Найк платит ему за это около 300 млн. за 10 лет). 

Во время встречи с болельщиками и раздачи автографов он внезапно пробирается за стойку кофе-бара и начинает раздавать всем мокаччино. Следующие пять минут самый высокий в мире бармен принимает заказы, вспенивает сливки и присвистывает во время работы. До этого он сменил кассира и начал рассчитывать цену их обеда и распределять порции.   

Может, у него просто плохо с головой из-за недостатка сна: прошлой ночью он пригласил меня в свой гостиничный номер, чтобы задать ему несколько вопросов, хотя было уже далеко за полночь. Во время интервью ему набивали очередную татуировку.    

За последний месяц его длинная левая нога превратилась в алтарь мертвых героев. На нем есть Рик Джеймс, который украшает колено («Слушал его в детстве, когда бабушка убиралась в доме»), Тупак и Лиза Лоупс, нарисованные на голени («Их музыка всегда была со мной») и певица Алия, которая умерла очень молодой, всего в 22 года («Это было самое большое горе в моем детстве. Алия была для меня целым миром в седьмом классе!»).  Пока работала машинка, он держал в руке стакан с виски и говорил о своем детстве.  

Дамы и господа, представляю вам Кевина Дюранта 2.0: обновленного и свободного.

Эту модель, вместе со своими уникальным талантами, он взял с собой в «Голден Стейт», оставив позади команду, которую он собрал из осколков и превратил в постоянного претендента на титул — Оклахому Сити Тандер.  

Поступив таким образом и подставив себя под шквал критики, которая обычно исходит из уст агрессивно настроенных троллей, он поставил под сомнение свою репутацию самой доброй звезды лиги.  Почему так произошло с человеком, который делал все правильно? Который девять лет тащил на себе организацию и пытался выиграть чемпионат? Потому что впервые в жизни Дюрант поставил на первое место себя, выбрав свой собственный путь и свою личную радость, а не чувство долга перед миллионами незнакомцев. 

Все началось еще два года назад — в тот момент, когда он сломал небольшую кость в ступне. Неспособный ни играть, ни даже встать со своей кушетки несколько месяцев, он долго лежал неподвижно. В какой-то момент он поднял голову, широко открыл свои большие глаза и возненавидел все, что его окружало. Ему было 25 лет, а он ни разу не пошел куда-нибудь или сделал что-нибудь, что не было в интересах Игры… Ему нужно было что-то поменять, и изменения нужны были не маленькие. Хотелось полной переоценки своей жизни. В голове крутился один простой вопрос: «Что меня радует в этой жизни?» 

В Лос-Анджелесе, где я присоединился к бизнес-туру Дюрэнта (пять городов и четыре штата за пять дней), мы сидели в баре на открытом воздухе и говорили о городе, который он только что оставил (Бар находился в Беверли-Хиллз. Конечно, сначала мимо нас прошел Ашер, а позже неподалеку проехал Кевин Лав, который помахал нам из окна своего Порше).  

С момента, когда Дюрэнт покинул Оклахому в начале июля, все без исключения спрашивали его о том, как он мог оставить команду своих парней и присоединиться к отряду суперзлодеев в «Голден Стейт». У всех была одна и та же претензия — что он оставил всех, для кого он дорог, и пустился в погоню за перстнем. Слышать это было, говоря мягко, не очень приятно.  

Шесть лет назад, ровно в тот день, когда ЛеБрон Джеймс покинул «Кливленд», он с презрением оттолкнул от себя мысль о предстоящем межсезонье и переподписал контракт с «Оклахомой». В то время как Джеймс транслировал свой уход по национальному телевидению, Дюрэнт обрадовал своих болельщиков всего одним твитом: 

Два года спустя он промолчал, когда менеджмент команды решил обменять его друга и партнера по команде Джеймса Хардена в «Хьюстон». Он держал свой язык за зубами и тогда, когда год за годом Тандер отказывались от проверенной третьей опции — типа Рэя Аллена в Бостоне или Кевина Лава в Кливленде. «В то время как остальные команды выходили на рынок и брали в команду проверенных ветеранов, мы становились все моложе и моложе» – сказал он со вздохом, нанизывая кусок стейка на вилку. 

Очевидно, что это изматывает — нести на своих плечах всю организацию. И хотя он не говорит это вслух, но эта серия нелогичных движений со стороны руководства подорвала его безусловную веру в команду.  

«Все девять лет он не говорил ни одного слова против команды — он любил этих ребят и этот город» — говорит его мама, Ванда Дюрэнт, которая была ему лучшим другом, начиная с самых первых шагов в баскетболе. «Но этим летом он сказал: «Мама, я так больше не могу. Они меня не понимают. Я чувствую, что надо что-то поменять».  

За эти четыре года он спокойно воспринимал то, что почти единолично стоял впереди своей команды, воюя бок о бок с единственным надежным бойцом — Расселом Уэстбруком. Каждый год «Тандер» заканчивали на несколько дюймов ниже более глубоких  по составу команд в плей-офф. Последний, и самый болезненный из таких проигрышей, был совсем недавно от «Голден Стейт» в финале западной конференции. Движимые великолепным Дюрэнтом и Уэстбруком, «Тандер» повели в счете 3-1. Они не просто выигрывали, они измучили действующих чемпионов, выбивая их с дуги как кегли в боулинге. А затем внезапно все пошло под откос из-за трехглавого монстра во главе со Стефом Карри, Клэем Томпсоном и Дрэймондом Грином. В четвертой четверти уже почти выигранной шестой игры Дюрант и Уэстбрук начали мазать броски, в то время как Томпсон и Карри поймали кураж, забивая трехочковые броски из самых разных точек. «Как будто рука самого Бога коснулась тогда Клэя» – говорит Дюрант. «Он не мог промазать. А потом сошел с ума Стеф и... — ну… дальше вы знаете» 

Дюрэнт так хотел выиграть в том матче, что сделал то, чего никогда до этого не делал: посчитал, что они уже выиграли еще до финального свистка: «Я уже видел себя в кепке и футболке победителей конференции, видел, как танцуют и сходят с ума болельщики. Даже тогда, когда мы проиграли, город так хорошо нас принимал. Я хотел выиграть больше для них, чем для себя».  

Он пришел домой разбитым, прокручивая в уме каждый свой промах — а таких было много. Он частично реабилитировался в седьмой игре, а вот Уэстбрук не смог. Какая-то часть Дюранта уже знала, что он уже взял билет в один конец.  

«Все это выглядело так, как будто было сделано специально, чтобы я ушел» – говорит он, «особенно после того как они проиграли в финале, потому что если бы они выиграли, я уверен, что не перешел бы туда. Но после седьмой игры я позвонил своему агенту и сказал: «Черт, чувак, «Голден Стейт»... — а почему нет?» 

До недавнего времени Дюрэнт никогда не был в длительном отпуске или где-нибудь на экзотическом острове просто так, для удовольствия. Вместо этого во время отпуска он занимался тем, чем занимался всегда с того момента, как открыл для себя баскетбол: оттачивал свои навыки в спортзале. В его спорте полно супер-работоспособных звезд — Кобе Брайант со своими сумасшедшими тренировками, Джеймс, который по три раза в день ходит в зал — и Дюрэнт стоит с ними в одном ряду. Он тренируется утром, днем и вечером, подтягивая свои слабые стороны, совершая много бросков из-за дуги или отрабатывая движения спиной к кольцу в лоу-посте. Он уже выиграл четыре титула лучшему шутеру лиги, в 2014 году завоевал MVP и был выбран пять раз в первую команду НБА. И если нормальный человек думает, что после очередного тяжелого сезона ему нужен месяц отдыха и едет отдыхать на Бора-Бора, то Дюрант вместо этого подвергает свое худощавое тело беспощадному аду — до тех пор, пока оно полностью не выдохнется. 

И вот он лежит на кушетке, а в памяти проносится вся его взрослая жизнь. На протяжении двадцати лет его внутренний мир был заморожен. Почти каждое решение, маленькое и большое, было в интересах баскетбола. Он избежал всех капканов буйной молодости — пьяных драк, случайных связей и судов. У Дюрэнта нет детей и он никогда не был женат, хотя был помолвлен со звездой женской НБА Моникой Райт. В своей жизни он выглядел больше как статист, нежели как гениальный спортсмен, который сделал себя сам, осознанно летая в одиночку. 

В детстве ему пришлось заключить неравную сделку со спортом, чтобы оградить себя и свою семью от опасности. Он положил детство на алтарь своего таланта, забыв друзей и девчонок, только чтобы тренироваться от рассвета до заката. С 8 до 18 лет он постоянно думал о будущем. Он хотел быстрее стать профессиональным спортсменом, которого задрафтуют с высокого места, что позволит оградить маму от постоянных уличных кошмаров и позволит ей больше никогда не работать.  

Отец Дюрэнта, Уэйн, работал охранником в Колумбии, и в детстве Дюранта он не играл особой роли. «Он помогал деньгами, но не давал того, что детям нужно от отца» — говорит Ванда, которая уже давно уволилась со своей прошлой работы, а сейчас работает мотивационным спикером. Иногда Уэйн возвращался, давая надежду Кевину и его старшему брату Тони на нормальную семью, но каждый раз между ним и Вандой возникали большие ссоры, и Уэйн снова уезжал, чтобы потом ненадолго приехать. 

Семья Ванды помогала ей заполнить эти дыры. В основном это делали ее тетя Перл и мама Барбара. Они присматривали за Кевином вечерами и ночами, когда она работала. Но женщины не смогли заполнить рану, которая открывалась от отсутствия отца, особенно когда нищета бросала вас на улицу, как сухие листья на холодном ветру. «Мы переезжали пять раз» — говорит Дюрэнт. «Я ходил в семь разных школ». У него никогда не было своей комнаты, он кое-как спал на кровати, когда перерос свой двухметровый матрас. «Я научился спать весь скрюченный, с загнутыми ногами — так было до НБА. Однажды я пришел домой из колледжа (Дюрэнт провел один год в Университете Техаса, после чего выставил себя на драфт еще до того, как ему исполнилось 19), забил в игре 37 очков, я завалился на кровать и хотел заснуть. Я оглянул комнату и подумал: «Мда уж, когда же это закончится». 

Он вырос тихим и одиноким ребенком, у которого вместо друзей был один спорт. В частности, у него был баскетбол, хотя правильнее сказать — у баскетбола был он. С тех пор как Ванда отдала его Спортивный Центр Сит Плезант, это было все, о чем он думал, и все, о чем мечтал. 

Первым тренером Дюрэнта был Чаки Крэйг, которого позже убили, когда Кевин учился в старших классах. (Дюрэнт носит на футболке номер 35 в память о Крэйге, которого убили во время уличной потасовки именно в этом возрасте). Вторым тренером был Тэрас Браун, который руководил любительской командой Атлетического Союза. Они оба знали, что есть что-то особенное в стеснительном долговязом парне, который поселился в зале. «В первый же год я сказал Кевину, что у него есть потенциал стать большой звездой» – говорит тренер Браун, который в данный момент руководит благотворительной организацией Дюрэнта, которая финансирует и помогает нескольким сотням детей выжить в Сит Плезанте. «Он был не просто голодным до побед, он все впитывал как губка. Он всегда хотел знать, что сделал неправильно, даже если они выиграли с разницей в 30 очков». 

Браун, который отправил дюжину детей в колледжи, а лучших из них — Дюрэнта, Майкла Бизли — в НБА, столько вложил в этого худощавого девятилетнего парня, что Дюрэнт называет его своим крестным отцом. Браун видел, что у Дюрэнта невероятное строение тела и баскетбольные навыки: снайпер с ростом 6-11 с дриблингом разыгрывающего и размахом рук как у самолета. 

«Я очень любил Ларри Бёрда и посылал Дюрэнта учиться у него, заставляя смотреть записи игр с ним у себя дома» — говорит Браун. Чтобы достигнуть той выправки, которая была у Бёрда, он заставлял Дюрэнта час лежать на спине и держать баскетбольный мяч в руках на уровне головы. «Господи, это был просто п...ц — я часто плакал, мне было так больно» — говорит Дюрант. «Но это сделало мое запястье адски сильным».  

За спортивным центром располагался очень крутой холм размером с баскетбольную площадку. Браун заставлял его бегать по этому холму на полной скорости, чтобы бег по гладкому паркету казался легкой прогулкой. Он заставлял его бегать с мячом мимо опор и стульев, делая по три движения у каждой остановке. Однажды Браун ушел на игру и сказал Дюрэнту тренироваться до тех пор, пока тот не придет. На этой игре он задержался на несколько часов. А когда вернулся, то обнаружил в зале Дюрэнта, всего в слезах, измученного — но продолжающего тренироваться. 

Когда он не играл в баскетбол, Дюрэнт убегал от своего города, где плохие вещи случались, если просто пройтись по улице. «Меня покусал питбуль по пути в спортзал, поэтому я привык бегать в середине улицы» — говорит он. Он видел, как застрелили его соседа, как член его семьи угрожал другому человеку ружьем, как умерла от рака тетя Перл. Его спасением, помимо выездных игр, было метро, в которое он садился и уезжал куда глаза глядят, только чтобы не видеть того ужаса, который царил на улицах. «Там, куда приезжал, было тихо и спокойно. «Когда я начинал с кем-то играть на улице, никто меня не провоцировал и не говорил всякие гадости» – говорит Дюрэнт. «Я думал: «Вот здесь я хочу быть». Он не строил больших иллюзий по поводу того, что себе купит, когда (и если) он пробьется в лигу. Но он решил, что если станет богатым, то инвестирует в мир и покой: в возможность переехать туда, где он и его близкие могут, наконец, свободно вздохнуть. «Моя мама была так напугана, она заставляла нас говорить шепотом, когда мы шли домой. «Тихо» — говорила она, «нас услышат, говорите потише!» 

Без сомнения, спастись из этого ада в одиночку очень сложно. Браун посвятил Дюрэнту почти десять лет, у него часто не было денег на еду или поездки на выездные игры. Ванда тратила последние деньги на баскетбольные лагеря и кроссовки, хотя были времена, когда максимум, что она могла позволить, были кроссовки из магазина Лизы Лесли, которые были дешевле мужских кроссовок. Даже бандиты начали присматривать за Кевином, предупредив всех в районе, чтобы не лезли к парню, который зажигал в каждой игре. Но в месте, откуда он родом, за все приходится платить, даже за доброту. Это кредит, который ты тратишь ежедневно, и за который приходит счет, когда ты уходишь. «Не забудь нас, когда ты достигнешь своих целей, а мы будем все еще здесь...» И вот он, два года назад, все еще отдает свои психологические долги, не обращая внимания на себя. «Я был в этом трансе так долго… Вся моя жизнь прошла как будто во сне» — говорит Дюрэнт. «А однажды утром я проснулся и решил все изменить».  

Он решил распродать все, что было в его доме, отправив посылки всем, кто его лично знал, кроме своего двоюродного брата и еще одного друга, которые сейчас живут вместе с ним в его роскошном особняке. Дюрэнт уже сменил агента, подписав контракт с РокНэйшн, и начал заниматься благотворительностью, строя баскетбольные площадки для детей из неблагополучных городов.  

«Единственное, что спасло его в том городе, был спортивный центр, и сейчас его миссия — передать это другим» — говорит Рич Клейман, агент и партнер Дюранта. Клейман, который координирует каждый момент жизни Дюрэнта, также курирует его благотворительные инициативы, возродив и построив спортивные центры уже в семи городах, и на этом не остановившись. Также он помогает Дюрэнту в его мировом туре, в поездках во Францию и Китай, открывая и познавая новые культуры. «Эти детские проблемы открыли мне глаза на мир, сделав меня более открытым к другим людям» — говорит Дюрант. «Я хочу рассказать им истории, о которых слышал, написать книгу или снять кино, неважно. Я никогда этого не делал, но это круто, я быстро учусь. Я только начинаю работать над этим».  

Когда человек проходит через такое возрождение, то он хочет зацепиться за каждую маленькую деталь своей новой жизни. Для Дюрэнта это проявилось в верности Оклахоме. Но менеджмент команды так и не смог починить то, что сломалось после ухода Джеймса Хардена. Дюрэнт начал присматриваться к другим командам, нащупывая почву. Его заинтересовала одна невероятно быстрая и мега-счастливая команда — «Голден Стейт Уорриорз». Там он мог бы «ставить заслоны и отдавать хоккейные передачи, делать эти смолл-болл штуки», которые он никогда бы не попробовал с Расселом Уэстбруком.  

«Не секрет, что в команде уже не чувствовалось радости от игры с Уэстбруком» — говорит источник в лиге. «Расселл это игрок типа «сейчас бросаешь ты, а потом я», и все защитники лиги уже давно об этом знают. Когда Расс был с мячом, игроки, закрывающие Дюрэнта, могли спокойно его оставить и идти помогать защищаться против Уэстбрука». 

Через две недели после злополучного июня, когда «Уорриорз» проиграли в Финале Кливленду, Дюрэнт и его отец, Уэйн, его лучший друг Чарли Белл и Клейман, арендовали дом около пляжа в Ист Хемптоне, Нью-Йорк. В течение трех дней они принимали гостей из их короткого списка: «Уорриорз», «Сан-Антонио», «Майами», «Бостон», «Клипперс» и, конечно, «Тандер». У каждой команды была своя презентация, и у каждой команды были свои козыри, чтобы переманить Дюрэнта.  

«Голден Стейт» бросили в бой все, что у них было — Карри, Томпсона, Грина, Стива Керра (тренера года-2016), Боба Майерса (генерального менеджера команды, менеджера года-2015) и приготовленную прогулку в очках виртуальной реальности по переполненной Оракл Арене, которая должна была «взорвать Дюрэнту мозг». К сожалению, в последний момент очки отказались работать. Это был провал.  

«Мы все думали: ну вот и все. Всего за 15 секунд мы сделали из лучшей презентации в мире — худшую» — говорит Керр. Но затем заговорили его игроки, в частности Карри. «Он сказал Кевину: «Мне не нужен мяч и так много бросков, мне просто нужен еще один титул, чувак». 

Тем временем Дюрэнт изучал игроков, сидящих за столом. «Они так кайфовали друг от друга и были такими расслабленными» — говорит он. «Я даже не спросил, как мы будем играть вместе. Я спрашивал: «Куда вы все ходите обедать, ужинать, как вы проводите время?»  

Это были актуальные вопросы для Дюрэнта. Люди часто додумывали себе, что они были близки с Уэстбруком, но они были не более чем просто коллегами по работе, по словам Дюранта. «У нас обоих была своя компания, с которыми мы все время общались. У Рассела были свои парни, у меня свои. Это было не плохо, просто так, как есть». Для человека, у которого не было настоящих друзей ни в школе, ни потом, подчеркнутое к нему уважение и любовь таких звезд было важнее всего. Всю свою жизнь он шел один. Один в абсолютной пустыне. Теперь его племя зовет его к себе. Кто из нас не согласился бы? 

В то воскресенье, после того как все сказали свое слово, включая представителей Оклахомы, с которыми виделся дважды, он сидел несколько часов один, думая над выбором. Ночью он лег спать, так и не решив, что делать. А когда проснулся, то одно слово звучало в его голове громче всех: «Уорриорз». Было раннее утро, но он позвонил Клейману, а затем приготовился к самому трудному звонку в своей жизни. «Это было тяжело, говорить с [генеральным менеджером] Сэмом Прести и [владельцем команды] Клэем Беннетом. Я плакал, был очень эмоциональным». Он написал текстовое сообщение Уэстбруку, но так и не позвонил ему — они толком и не говорили во время этого процесса. На вопрос «почему» Дюрант пожимает плечами.  

Иногда любые слова бывают лишними. В такой момент тишина говорит сама за себя.  

Каждую осень последние пять лет «Уорриорз» проводят выставочную игру против лучших игроков тюрьмы Сен-Квентин в Калифорнии. Это самая большая в стране тюрьма для смертников, где более 700 человек ждут своего наказания. Эта тюрьма перенаселена, а люди внутри нее разделяются по расовому признаку. «Каждую секунду здесь может случиться какое-нибудь дерьмо» — говорит заключенный по кличке Уолл-Стрит, который сидит позади меня на скамейке перед игрой. «Каждый ненавидит каждого, но не сегодня. Сегодня шум стихает». 

Обычно команда состоит из помощников тренера и нескольких человек из фронт-офиса. Иногда приезжают несколько игроков. Изредка здесь появляется звезда. Сегодня их двое: Дрэймонд Грин и Кевин Дюрэнт.  

Они вместе идут с парковки и болтают.

«Чувак, почему ты так ругаешь кроссы Стефа?» — спрашивает Грин, говоря про новые кроссовки Карри, которые дебютировали прошедшим летом. «Потому что они ужасные» — говорит Дюрэнт. «Самые уродливые кроссовки, которые я видел. Парню должно быть стыдно за это».  

Затем две звезды остановились и начали расписываться на всем, что им подсовывали заключенные — детскую обувь, бутылки с водой, чей-то свадебный альбом. Оба выглядят расслабленными, по-братски обнимаясь и здороваясь с татуированными бандитами, которые окружили их в центре асфальтной площадки. Затем игра началась, и каждый начал заниматься своими делами: Грин отправился играть в домино, а Дюрэнт — на скамейку запасных, чтобы поговорить с заключенными.

Один за другим они присаживались на колени перед ним и полушепотом рассказывали свои истории. Я не мог расслышать, о чем они говорили. Да это и не мое дело. Вместо этого я наблюдал за Дюрэнтом, который смотрел на них. На его лице отображался целый диапазон чувств: радость и благодарность, боль и сочувствие. Он не мог их не слушать, он был здесь для того, чтобы стать свидетелем их жизни. 

Во время перерыва Дюрэнт поднимается — пора уезжать, в городе его ждут дела. Но кто-то спросил, хочет ли он посмотреть их камеры. Дюрэнт есть Дюрэнт, он не может отказать. Мы пошли через длинные коридоры, по бокам которых были многочисленные двери с запачканным пластиковыми вставками.

«А вот это моя камера» — говорит один заключенный про камеру два на три метра. Несмотря на то, что это размер больше подходит для туалета (вытяни руки, и ты достанешь до противоположных стен), он делит эту камеру с еще одним человеком, который лежит на кровати под ним. Положив локти на верхнюю койку, Дюрант слушает историю жизни заключенного. «Тебе приходится мочиться и делать другие дела прямо напротив своего сокамерника. А чтобы залезть обратно, нужно сначала наступить на его кровать, и если ему это не понравится, то придется драться».  

Ошеломленный Дюрант окинул взглядом камеру. «Ну, я мог бы допрыгнуть» — говорит Дюрант, стараясь немного поднять настроение, хотя его шутку и не очень оценили.  

Он не говорил на тему политики, но был взбешен, когда говорил о положении дел в стране.

«Район, в котором ты родился, это ловушка: ты родился и умер там, и ничего с этим не сделаешь» — говорит он мне. Чтобы проиллюстрировать эту несправедливость, он берет в качестве примера Карри. «Я рос в постоянном страхе, всегда готовый к неприятностям, а он рос в нормальной семье среднего класса, и ему не нужно было жить в режиме постоянной защиты». Дюрэнт уточняет, что он все равно очень уважает Карри: «Ему не нужно было так впахивать, чтобы пробиться наверх, но он все равно это делал».  

То, что он хотел мне сказать, было понятно: ни один ребенок не должен вкалывать 20 лет, чтобы появился хотя бы маленький шанс выбраться из этих трущоб. «Я никогда не жил своей собственной жизнью, потому что все время защищался» — говорит он. «Так трудно перебороть эти черты, когда становишься старше». 

На пути к воротам он остановился, чтобы дать несколько фунтов людям, которых встретил внутри. «Вы многому меня научили сегодня. Я благодарен вам. Я этого не забуду».  

А затем он уходит. Над Дюрантом нависает чистое синее небо и новый груз обещаний. Сколько их уже было. И сколько еще будет. 

Источник: Rolling Stone

Источник: Группа NBA Nation в контакте