Автор: Дэвид Хэлберстэм
Оригинал: Отрывок из книги «Переломы в Игре» (переиздание 2015-го года). Перевод выполнен не для коммерческого использования.
Несмотря на должность комиссионера НБА, мало кто считал Лэрри О’Брайена по-настоящему могущественным человеком в мире баскетбола в начале 1980-х. Да, его политические связи, заработанные за годы службы в администрации президентов Кеннеди и Джонсона, помогли владельцам добиться слияния лиг; однако заработанная этим слиянием репутация вскоре стала блекнуть в сравнении с действиями главы НФЛ Пита Розеля. Розель символизировал собой союз профессионального спорта, средств массовой информации и корпоративной власти. На его фоне О’Брайен казался абсолютно некомпетентным в вопросе привлечения в спорт телевизионных контрактов.
Образовавшийся на вершине иерархии профессионального баскетбола вакуум и власть телевидения, полученная благодаря менявшейся финансовой структуре спорта, привели к тому, что все влияние досталось двум людям: одного из них, Руна Орледжа, мы уже как-то упоминали; второго же звали Лэрри Флешер.
Флешер, представлявший интересы профсоюза игроков НБА и многих основных звезд лиги, оказался у власти абсолютно неожиданно. Буквально за несколько лет до описываемых нами событий должность представителя игрока НБА была пустым звуком – владельцы команд распоряжались их судьбами благодаря знаменитому «reserve clause». Однако менявшаяся легальная и финансовая структура профессионального баскетбола дала игрокам возможность распоряжаться своей карьерой. А так как владельцам команд казалось невероятным, что темнокожие парни способны принимать какие-либо решения, то все влияние (а что есть влияние, если не власть, которую мы собственноручно приписываем отдельным людям?) на процессы внутри лиги было списано на счет Лэрри Флешера.
К удивлению самого Флешера, к его мнению стали прислушиваться люди. Ему больше не приходилось записываться на прием к владельцам команд. На Рождество на его имя приходили сотни поздравительных открыток, а от приглашений на званый ужин было не отбиться. Нынешняя ситуация кардинально отличалась от ситуации двадцатилетней давности, когда выпускник юридической школы Гарварда только присоединился к НБА. Отучившись несколько лет в окрестностях Бостона, он сумел наладить контакт с игроками «Селтикс» и заполнял за них налоговые декларации. Ему сразу же понравилось иметь с ними дело – они были не просто звездами горячо любимой им игры, но и довольно адекватными людьми.
Поэтому, когда игроки НБА попросили содействия Флешера в деле создания профсоюза, его восторгу не было предела. Живший в нем маленький мальчик исполнил свою мечту работать на героев своего детства; уживавшийся с этим маленьким мальчиком юрист пришел в ужас от полного отсутствия прав у профессиональных баскетболистов. Его поразило лицемерие юристов и журналистов той эпохи (со многими из которых ему довелось вместе учиться), которые не считали необходимостью предоставить игрокам свободу распоряжаться своей карьерой, однако сами имели право выбирать любое место трудоустройства. Его сбило с толку то, как эти парни, считавшиеся героями американского общества, не обладали фундаментальными правами трудящихся, и, следовательно, не понимали своей настоящей ценности на рынке труда.
В первые восемь лет работы на профсоюз он отказывался устанавливать себе зарплату – во-первых, потому что у профсоюза просто-напросто не было денег; во-вторых, потому что его ужаснуло отношение владельцев к игрокам как к своей недвижимости, и он боролся за идею. В те годы спортсмены воспринимали профсоюз как возможность попытаться получить самый базовый пенсионный план. Это все, что имело значение для группы самых атлетичных людей в стране, которые могли в одночасье потерять свою профессиональную ценность из-за глупой травмы, и провести остаток жизни, работая водителем такси. Флешера подобное положение дел не устраивало, более того – его поражала эта феодальная система, достойная хлопковой плантации 18 века. Учитывая всю значимость профессионального спорта для культуры Америки, Флешер понимал, что его подопечные – это не просто атлеты, а создатели шоу, тем более ввиду все более растущей роли телевидения.
С самого начала работы на профсоюз Флешера мало интересовало улучшение пенсионного плана. Как и любого амбициозного молодого человека, его интересовало место в истории. Ему хотелось, чтобы его имя упоминалось в учебниках в связи с укреплением профсоюза и изменением юридической структуры профессионального спорта. Однако мотивацией служили не только амбиции, но и впечатление, произведенное на него игроками. Основу профсоюза в те годы составляли «кельты», что неудивительно – Ауэрбах умел выбирать самых интеллигентных и харизматичных парней, а затем унижал их низкой рабочей компенсацией. «Селтикс» были настоящей коллекцией противоречий – игроки питали глубокую преданность кельтской культуре и уважение к Рэду, которого они одновременно ненавидели за его черствость.
Флешер на дух не переносил владельцев команд, многие из которых, добившись успеха на своем поприще, считали себя экспертами во всем остальном. Те, в свою очередь, видели себя чуть ли не заботливыми опекунами своих игроков, которых сбивали на неправильный путь «всякие борцы за права». Одной из причин подобного мировоззрения было то, что владельцы искренне считали своих игроков недалекими, глупыми парнями, которые должны быть благодарны за возможность играть в любимый спорт за деньги. В отношении темнокожих игроков подобная логика переходила все границы – мол, будь благодарен за место в команде, парень, ведь на улицах любого гетто полным-полно таких как ты. Флешер же прекрасно понимал, что такие парни, как Расселл, Уилкенс, Робертсон и многие другие добились ошеломляющего успеха вопреки всем обстоятельствам; люди сопоставимой харизмы и характера, однако с другим цветом кожи, часто строили карьеры в Сенате США.
Во второй половине 1960-х Флешер начал замечать изменения, которые в стан игроков принесла борьба за права темнокожих. Владельцы же, будучи изолированными от своих игроков, по-прежнему воспринимали их как недалеких атлетов, не замечая, как они становились все более образованными и политически активными. Возможно, как считал Флешер, проблема заключалась в самом слове «владелец», которое предполагает распоряжение недвижимостью или чем-то подобным, но никак не людьми. Лэрри решил воспользоваться растущей политической активностью баскетболистов и начал набирать в состав менеджмента профсоюза самых харизматичных игроков из каждой команды лиги. Ему нужны были парни калибра Расселла, Петтита, Уилкенса – образованные, интеллигентные парни, обладавшие достаточным количеством навыков на площадке, делавших их незаменимыми для владельцев команд. Вторым важным решением Флешера было назначение преемника Томми Хенсона на пост главы профсоюза. Требовался молодой, желательно темнокожий лидер, способный устоять под напором владельцев. Выбор пал на Оскара Робертсона.
Белые фанаты игры прекрасно понимали значение Робертсона для баскетбола; что им было невдомек, так это значение Оскара для темнокожей культуры США. Игрок невероятного таланта и харизмы, именно Оскар разрушил миф о том, что темнокожие никогда не смогут принимать сложные решения на паркете – темнокожая команда школы Криспус Эттакс под его лидерством в середине 1950-х дважды подряд завоевала чемпионство штата Индиана, в котором доселе доминировали лишь белые игроки. Хейнсон, Флешер и Расселл попросили Робертсона возглавить профсоюз, и тот пришел в восторг от оказанной ему чести.
Первая победа была одержана в январе 1964 года именно благодаря отборному составу профсоюза. На тот момент Флешер уже четыре года вел борьбу с владельцами, которые утверждали, что в их бизнесе не было место объединениям рабочих. К тому же, как считали владельцы, темнокожих не интересовали такие политические маневры, как создание профсоюзов – им лишь хотелось гонять мяч, бегать за девчонками и тратить деньги на дорогие машины. События по ходу Матча Всех Звезд-1964 спустили их на грешную землю. NBC отказалась вести трансляцию, и вся надежда оставалась лишь на АВС. Руководство канала даже пообещало, что в случае солидного рейтинга трансляции Матча Всех Звезд лиге мог достаться контракт на весь следующий регулярный сезон. Так как НФЛ уже купалась в деньгах, полученных от телевидения, у владельцев команд НБА моментально загорелись глаза.
Вот тут-то игроки и решили взять все в свои руки. Когда владельцы ответили отказом на просьбу создать минимальный пенсионный план, Хейнсон, Уилкенс и Расселл потребовали забастовки. Однако за пару минут до начала Матча Всех Звезд некоторых игроков все еще одолевали сомнения. Голосование выявило, что одиннадцать парней ратовали за забастовку, девять было против, а некоторые влиятельные игроки (такие, как Уилт Чемберлен) хотели приступить к переговорам лишь после матча. В этот момент в раздевалку вошел посыльный от Боба Шорта, одного из миноритарных владельцев «Лейкерс», который передал Джерри Уэсту и Элджину Бэйлору приказ немедленно надеть форму и выйти на паркет. В раздевалке воцарилась мертвая тишина, которая моментально отрезвила участников действа – Уэст и Бэйлор были одними из самых уважаемых игроков в истории баскетбола, а какой-то богатенький папа имел наглость указывать им, словно они были его слугами. Забастовку решили поддержать все игроки в раздевалке.
АВС тем временем давила на владельцев, угрожая отменой переговоров по контракту на ближайшие пару лет, если матч не начнется в следующие двадцать минут. Владельцам пришлось сдаться и согласиться на создание минимального пенсионного плана, что не только стало первой победой профсоюза, но и убедило не состоявших в нем игроков в его легитимности. Флешер внезапно понял, что телевиденье может стать рычагом давления на владельцев и позволит игрокам установить связь с фанатами. Жадность владельцев наконец-то ударила по ним самим.
За минимальным пенсионным планом (создание которого продвигалось медленно, но верно) последовал черед коллективного соглашения. Несмотря на набиравший силы профсоюз, владельцы продолжали упрямо игнорировать интересы игроков. Когда Флешер заявился на собрание владельцев, дабы потребовать создания коллективного соглашения, Фред Золлнер, которому принадлежали «Детройт Пистонс», резко встал и вышел из комнаты, ворча «В моем бизнесе нет никаких профсоюза и я не собираюсь позволять здесь подобную хрень». Уолтер Кеннеди, тогдашний комиссионер лиги, с трудом вернул его за стол переговоров. Стоило Флешеру начать презентацию, как владелец «Лейкерс» Джек Кент Кук начал нарочито громко переговариваться с другими владельцами.
Однако, как бы тщательно владельцы не игнорировали происходящие изменения, было уже поздно – игроки осознали свою важность для лиги. Они пригрозили сорвать ход плэйофф-1967, а ведь именно за эту стадию сезона телевидение платило с особой охотой. АВС ужаснулась и надавила на владельцев, те, естественно, поддались. Вслед за телевидением последовало давление со стороны АБА, и игроки получили еще больше власти. Все это дало Флешеру возможность взяться за так называемый «reserve clause» – положение в контракте, которое гласило, что права на игрока оставались в руках у команды даже по истечению контракта, и команда сама решала, где игрок продолжит карьеру. Борьба с таким фундаментальным элементом враждебной для игроков системы требовала коллективного иска – ни один игрок не потянул бы длительную дорогостоящую тяжбу в суде ввиду краткосрочности баскетбольной карьеры и лимита финансовых ресурсов.
А вот профсоюз вполне мог позволить себе подобную нагрузку. Когда в 1970-м две лиги попытались объединиться, профсоюз добился запрета суда. Владельцы обратились в Конгресс с жалобой на нарушение антитрастовых законов. В прошлом подобные действия всегда приносили успех – владельцы оказывали щедрую финансовую поддержку конгрессменам и взамен пользовались их расположением, в то время как игроки не обладали никакой гражданской позицией. Однако то были последние годы борьбы за права темнокожих и в НБА выросло уже другое поколение атлетов – политически грамотных, умеющих наладить контакт с фанатами, образованных, еще не отталкивающих общественность огромными контрактами. Хавличек, Силас, Робертсон, Расселл, Брэдли надавили на власть имущих, многие из которых были фанатами баскетбола. Владельцы не получили политическую поддержку в деле объединения лиг. Джулиусу Ирвингу и Дэвиду Томпсону пока не предстояло привлечь в НБА еще больше телевизионных прибылей, ибо профсоюз игроков не устраивали условия слияния.
Прежде всего, ребром встал вопрос компенсации – в случае, если игрок по истечении контракта решит перейти в другую команду, получит ли его предыдущий коллектив компенсацию в виде другого игрока? Владельцы боялись, что в случае отсутствия компенсации все игроки рано или поздно окажутся в командах с больших рынков типа Нью-Йорка или Лос-Анджелеса. Юридическая волокита длилась шесть лет, пока в июне 1976 года ветеран НБА Джефф Маллинс не поинтересовался у Флешера сколько времени понадобится их делу для выхода на Верховный Суд США. Услышав ответ «Четыре года», Маллинс пожал плечами и сказал «Ну так почему бы нам не позволить компенсацию, пока Верховный Суд нас не поддержит?». Флешер был потрясен простотой и гениальностью подобного решения. Профсоюз прекратил тратить деньги на адвокатов, владельцы оставили за собой право требовать компенсацию, и слияние лиг, наконец, состоялось.
Верховный Суд разрешил вопрос с компенсацией в пользу игроков в 1980 году. Всего за 15 лет профсоюз произвел революцию в легальной и финансовой структуре профессионального баскетбола. Лэрри Флешер, мечтавший передать власть в руки игроков и оказаться в учебниках истории, воплотил свою мечту в реальность.
