НБА нашего детства. Как подрались Лэрри Джонсон и Алонзо Моурнинг

Блог «Фонарь» вспоминает, из чего родилась одна из знаковых потасовок 90-х.

5 мая 1993 года. «Хорнетс» – «Селтикс» – 102:103, 21,4 секунды на спасение. Вся арена на ногах – в предвкушении победы, которая должна закончить эпоху великого «Бостона» (счет в серии 2-1). Последнюю атаку «шершни» доверяют своему оформившемуся лидеру: Лэрри Джонсон с солидностью опытного мастера получает мяч, тянет время, маленьким бульдозером движется в «краску», отодвигая жилистого Ксавьера Макдэниэла, и форсирует атаку преисполненным самомнения броском с разворота. Промах, но, к счастью для хозяев, следует рикошет, и владение сохраняется.

Остается 3,3 секунды. «Селтикс» вроде бы дисциплинированно разбирают всех, а Роберт Пэриш старается помогать всем понемногу: его визави – зеленый новичок с взрывным характером и прической в стиле принца из Беверли Хиллз. Когда Зо получает мяч, он сам не верит в происходящее: словно в замедленной съемке, сначала бьет в пол, задумчиво смотрит на кольцо и раскручивает гигантский маховик. «Все кончено, ВСЕ КОНЧЕНО!» – центровой без сил валится на паркет, а вся команда устремляется к нему и устраивает кучу-малу. Стоящий ближе всех Джонсон вскидывает руки вверх, но присоединяется к партнерам одним из последних, когда герой момента уже скрывается из вида.

Эпизод, безусловно, не рядовой, но вроде бы не такой, чтобы совсем уж сходить с ума. «Шарлотт» совсем не виделся аутсайдером в той серии. Тем более после того как «Бостон» потерял Реджи Льюиса: в 1-м матче серии новый лидер команды потерял сознание – через три месяца он умрет. Легенды Кевин МакХэйл и Роберт Пэриш уже доигрывают. А дальше «Хорнетс» будет ждать мощнейший «Нью-Йорк», который не станет терять время с неокрепшими юнцами. И все же. И все же казалось, что это знаковая победа, начало новой эпохи – на смену старому пришло новое, вот так вот неожиданно ворвавшись на арену и бесцеремонно потеснив корифеев броском новичка. Их потенциал представлялся грандиозным: Моурнинг щелкал рекорды и уже в первом сезоне заявил о себе как о будущем элитном центровом; Лэрри Джонсон все никак не попадал под определение – больше в нем Чарльза Баркли или Карла Мэлоуна; рядом с ними были опытные и умелые Делл Карри и Херси Хокинс, а Маггси Боггс еще не виделся проблемой, но был одной из достопримечательностей. У них было все, чтобы обосноваться в числе топовых клубов НБА: Северная Каролина, наконец-то, заболела и профессиональным баскетболом.

***

Народная мудрость гласит, что 99 процентов всех конфликтов в НБА в своей первооснове имеют две причины: карты и женщин. История Джонсона и Моурнинга доказывает, что 1 процент все же реален: несмотря на все попытки свести истоки их взаимной неприязни к романтическим отношениям, это вражда была столь глубокой, словно проявлялась едва ли не на генетическом уровне.

Бурный темперамент Зо, приструненный Джоном Томпсоном в Джорджтауне, в лиге сразу же проявился россыпью технических и постоянными потасовками. Девиз Джонсона лучше всего сформулировал он сам: «На нашей уличной площадке вам приходилось драться раз в неделю. Я предпочитал не откладывать это дело на воскресенье и развязываться со всем еще в понедельник». Именно такой подростковый максимализм и стал определяющей идеей молодой команды. Талант, баскетбольные умения, хорошая выучка и игровой интеллект всегда уступали агрессивной составляющей – желанию именно побить соперника, а не переиграть его. Энергия била через край и не сдерживалась никакими рациональными рамками, а коуч Бристоу продолжал надеяться, что вот-вот его подопечные подрастут: «Здорово, когда тебе 16 и ты ведешь себя на 16. А у нас это было так, словно нам 13, мы ведем себя так, как будто нам 16, а все ждут от нас поведения 20-летних». «Хорнетс» очень быстро превратились в команду сорвиголов, от которой много ждали: их вызывающее поведение, бесконечный трэшток, подавляющая уверенность в себе оказались настолько притягательными, что заставили всех даже преувеличить их возможности.

Проблема в том, что все это работало, когда между двумя ярчайшими главарями существовала своего рода субординация. Джонсон пришел в лигу чуть раньше и успел застолбить за собой территорию: это давало ему право чувствовать себя лидером, дразнить молодого (когда-то он показывал Моурнингу куртку лучшего новичка и говорил, что тем самым хочет мотивировать его на борьбу за такую же) и в итоге выбить из владельца 12-летний контракт на 84 миллиона, самый большой на тот момент. Зо терпел насмешки (это все начиналось еще в 91-м, когда его Джорджтаун уступил университету Невады, а он сам, отфолившись, познал все мастерство троллинга Джонсона), копил ненависть и работал. Но свои деньги получить в «Хорнетс» так и не смог. Насмотревшись на Джонсона, который почти сразу после подписания травмировал спину и навсегда перестал быть потенциальным гибридом Баркли и Мэлоуна, Моурнинг потребовал 100 миллионов на 11 лет. Когда он отклонил встречное предложение, то услышал от владельца фразу «Ты не стоишь таких денег» и пришел к тому, что Шарлотт придется покинуть (по другим версиям, там еще был небольшой скандал с криками «Вы заплатили ему, а теперь не хотите платить мне!»).

Его отношения с Джонсоном и к этому моменту уже оказались в критической фазе (не получая внешнего выхода и не укрепляясь победами, их агрессия оказалась направлена вовнутрь, друг против друга), а обмен Моурнинга перевел скрываемую неприязнь в стадию откровенной вражды. Лэрри считал, что эгоистичность центрового поставила крест на будущем команды, которая могла бы стать великой. Зо припоминал все нанесенные ему обиды и не видел другого пути.

***

Когда Моурнинга принял такой же самоизгой Пэт Райли, его личная борьба превратилась в часть большой войны. В эпоху непримиримых 90-х «противостояния» были не ни к чему не обязывающим словом, а явлением, зачастую превосходившим чемпионские амбиции. Босс «Хит» переезжал на южное побережье, чтобы построить претендента на титул, но очень быстро получилось так, что гораздо более значимым для клуба стали бесконечные драки с «Никс». Моурнинг – не то с удивлением, не то с удовлетворенным чувством облегчения – обнаружил на противоположной стороне своего главного недруга: Лэрри Джонсон сбежал с тонущего корабля и выбрал наилучшее место – то ли для борьбы за титул, то ли для того, чтобы мешать Зо.

«У меня совершенно иные ценности. Я тут разговаривал об этом с женой: для меня семья, дружба и верность важнее работы», – ученик Райли и новый тренер «Никс» Джефф Ван Ганди все пытался нивелировать общие черты между собой и учителем.

«Он такой же, как и я: поражение для него означает смерть», – отвечал неумолимый наставник.

Главным итогом серии 97 года станет их разрыв. «Никс» вели по ходу той дуэли 3-1, но в итоге пали жертвами хитрости Райли: в 5-м матче Пи Джей Браун потренировал свое самбо на Чарли Уорде, а выбежавшие на площадку лидеры «ньюйоркцев» заплатили за проснувшуюся жажду крови последующими дисквалификациями. «Хит» добились победы 4-3, а Джефф Ван Ганди посчитал, что неудачный момент был спланирован хитроумным и не брезгавшим никакими уловками Райли.

Постепенно исчезнут взаимное уважение, преклонение Ван Ганди перед учителем, все благие намерения. Наступит время взаимных обвинений, провокаций, небаскетбольных приемов, с помощью которых стороны стараются выгадать хотя бы минимальное преимущество. В 98-м уже Джеффа будут обвинять в спланированной акции, лишившей «Хит» Моурнинга в решающей пятой игре. После той серии он долго будет искать на парковке у аэропорта свою «Хонду» – пока не придет к правильному выводу, что обгоревшие остатки и есть его почти новый агрегат. А нью-йоркская пресса примется воспевать его победу над учителем и то, в каком «райлевском» стиле он вышел из его тени: в 99-м «Никс» окажутся сильнее лишь на один феноменальный бросок Аллана Хьюстона. Серия 2000-го получится самой безумной из всех и в итоге заставит «Майами» перестраиваться.

Джефф Ван Ганди, наконец-то, воспримет главный постулат учителя «Тренерская работы выше дружбы» и не уступит ему ни на паркете, ни по уловкам, ни по предматчевым артобстрелам. Он перестанет общаться с Райли, будет брать паузы на общение с братом во время плей-офф, станет защищать своих игроков и клеймить соперников, не важно, как бузотеров и разбойников с большой дороги (Браун) или нытиков и трусов (Моурнинг). Использование соответствующей риторики, превращающей игру в некое подобие войны, с обеих сторон еще больше раскалит ситуацию. И если учесть, что эта борьба разделила братьев и друзей, то ее воздействие на врагов оказалось еще более предсказуемым.

***

30 апреля 1998 года, 4-й матч серии «Нью-Йорк – «Майами» (90:85), 1,4 секунды до сирены.

– Весь матч меня били исподтишка. Весь матч. Мне пришлось постоять за себя. Джонсон вышел за рамки в конце: он попал мне два раза по лицу, и на этом мое терпение иссякло.

– Я не мог позволить всякой шпане так себя вести. Когда началась драка, я попытался его вырубить, но затем понял, что это будет не самым мудрым поступком с моей стороны.

Тим Хардуэй мажет из-за дуги. Подбор остается у Джона Старкса. А под кольцом происходит нечто странное: в борьбе за отскок Джонсон толкает Моурнинга и попадает ему в шею, тот поворачивается и отвечает размашистым хуком с правой. С правой от Моурнинга. С правой от Джонсона. С левой от Моурнинга. С левой от Джонсона. Ни один удар так и не находит цели. А их уже окружают другие игроки. Джефф Ван Ганди навсегда вписывает себя в историю: крошечный белый человечек висит на ноге Моурнинга с не вполне понятной целью, но навсегда заносит потасовку в разряд незабываемых.

Вот только по-настоящему незабываемой ее сделал не Ван Ганди, принесший комичный элемент в кульминацию многолетней вражды. В пяти секундах короткой пляски с выброшенными ударами и отсутствием какого-либо взаимного урона уместились все ее составляющие: полный глубочайший ненависти и абсолютной решимости демонический взгляд Моурнинга, искреннее желание вырубить врага Джонсона, энергия, порожденная не просто единичным моментом времени, а выпестованная годами и излившаяся именно тогда. Два гиганта шли к этому столкновению всю жизнь. Контракты, санкции, плей-офф, мысли о решающей пятой игре, нелепые 1,4 до конца – все это было мгновенно отброшено в сторону. За пять секунд они доказали, что баскетбол и жизнь отделяют лишь полтолчка, и даже статус игры не делает происходящее чем-то менее личным и существенным. Та потасовка осталась в истории как концентрированная вспышка искренности, объединившая эпическую ненависть и элементы комедии, зрелище в его самом чистом виде.

…

Через год Джонсон отметится знаменитым «четырехочковым», главным броском своей карьеры, сыграет в финале и вскоре решит больше не сражаться с больной спиной. Зо Моурнинг переживет худшие годы, борясь не только за карьеру, но и за жизнь, найдет себе в силы вернуться и станет чемпионом в качестве «последнего воина». По прошествии десятка лет общественное мнение все больше склонится в сторону последнего: изначальная поддержка харизматичного и веселого Лэрри против задиристого и корыстного Зо сменится всеобщим преклонением перед силой духа сурового и обстоятельного Моурнинга против сдавшего Джонсона, чей задорный дух все чаще стал превращать его в одного из главных черных расистов лиги.

Только все это уже посторонние домысливания. Эта история никогда не выделяла правых и виноватых, праведников и злодеев. Это история о том, как ненависть разрушала команды и отношения между соратниками, создавала идеальную почву для противостояния, более похожего на войну. Эта история показала, что спорт может быть еще привлекательнее, когда идет борьба не за что-то, а против кого-то. Спустя годы эмоции выветриваются, а понятной шкалы ценностей с количеством титулов, вызовов на Матчи всех звезд и прочей шелухи не остается – но именно тогда эта ненависть была важнее всего.

Источник: sports.ru